Жизнь проносится мимо быстрее, чем это может показаться. Показаться ребёнку или даже взрослому. И чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь в этом. Она мелькает пейзажем за окном поезда, который мчится на предельной скорости. А мы смотрим в это окно и улыбаемся, ведь больше нам ничего не остаётся. Время скоротечно. И, как сказал мой любимый писатель, — это аксиома.
Только на этот раз я и вправду нахожусь в поезде. Конечно, будь на то моя воля, я выбрал бы другое место. Например, космический корабль или далёкую планету, а может быть, даже таинственные подземные лабиринты загробного мира.
Хотелось бы самому создать историю своей жизни, быть одновременно и автором, и героем. Я мог бы выбрать завязку, придумать кульминацию и предсказать конец. Конец, в котором и я мог бы стать счастливым…
Но фантазии на то и нужны, чтобы не сойти с ума. Они словно узкий подвесной мост между мечтами и реальностью. Последнее лекарство от отчаяния. Оружие против химеры.
За окном расстилается молочно-белый туман, и возникает ощущение, что поезд несётся сквозь облака. В свете последних размышлений это представляется символичным. Мне начинает казаться, что поезд идёт совсем не туда, куда нужно его пассажирам. Знай, куда он движется на самом деле, я бы предпочёл сойти. И, думаю, я такой не один.
Теперь стук металлических колёс отдалённо напоминает удары вёсел о воду. И я догадываюсь, кому принадлежит та лодка.
На оконном стекле замечаю паука. Он забился в самый дальний угол, словно испугался чего-то. Хотя, быть может, он просто спит.
Говорят, что у пауков много глаз. Вроде бы восемь — столько же, сколько и ног. Странные они создания. Удивительные. Думаю, мы чем-то похожи. Люди и пауки. Пауки и люди. Уникальные в своём роде. Виде. Царстве… Я не биолог, но уверен, что это так.
Поезд вздрагивает, и вместе с ним вздрагиваю и я.
Теперь туман за окном напоминает сигаретный дым, и мне хочется закурить. Но здесь этого делать нельзя. Такова проблема всех современных поездов. Да и не только поездов. Раньше я мог заполнить себя хотя бы дымом. А теперь… Теперь я ощущаю внутри себя пустоту. Кажется, она должна быть невесомой. Ведь это пустота. Но на деле пустота тяжелее всего, что только можно представить. Хочется лечь и притвориться мёртвым, но, к сожалению, от этого не становится легче.
В такие моменты вспоминаю детство. Сейчас, спустя многие годы, оно выглядит безмятежным. Хотя тогда, вероятно, всё было иначе.
В белом тумане мне видится дом, он похож на дом бабушки, в котором я проводил лето. Мне сразу же вспоминается невероятных размеров пень. Бабушка рассказывала, что когда-то на его месте возвышался дуб, а из его необъятного ствола торчал камень. Огромный серый булыжник, наполовину поглощённый корой. Бабушка говорила, что дерево выбрало себе игрушку и не желало расставаться с ней.
Я уже давно не ребёнок, и, вспоминая дуб, я думаю, что бабушка была неправа. И камень тот не был для дуба игрушкой. Просто деревьям тоже бывает одиноко. И в отличие от меня, дуб смог заполнить царящую внутри него пустоту.
Но время безжалостно не только к людям.
От дуба ничего не осталось, кроме огромного пня. Исчез и его любимый камень. Всё это кажется мне важным. Хотя в моменты одиночества многое таким кажется. Мир окутан саваном смерти, и все мы прекрасно знаем, что жизнь происходит здесь и сейчас, но мысленно пребываем то в прошлом, то в будущем, и крайне редко — в настоящем.
Туман сгущается, и создаётся впечатление, что поезд окутан паутиной. Видимо, так кажется не мне одному. Паук вытягивает лапы и ползёт к центру окна. Я по-прежнему не вижу его глаз, но возникает ощущение, что паук тоже изучает туман. В этот момент что-то случается, но за мгновение до этого я слышу скрип. Или даже скорее визг. Вой металла и леденящий душу скрежет.
Я подлетаю вверх, и вверх подлетает всё, что меня окружает. Только паук остаётся на месте. Теперь я вижу его глаза. Их действительно восемь. Паук тянет вперёд длинные передние лапы, словно пытаясь помочь мне. И я тоже тянусь к нему, но никак не могу ухватиться. Стекло вдруг распадается на части, и паук исчезает в пучине больших осколков. Туман проникает внутрь вагона. Пытаюсь понять, куда делся паук, но осколки пронзают глаза. Чувствую боль, а затем падаю на что-то твёрдое.
Я сижу на том самом пне, на месте которого когда-то рос дуб. Но бабушки здесь уже давно нет. Так же, как нет и её дома. Остались только тёплые детские воспоминания и твёрдая поверхность пня.
Мне вспоминается девочка, она жила по соседству. Мы часто играли вместе. Сидя здесь, я словно вновь её вижу. Светлые косы раскачиваются за спиной, а нос морщится, когда она смеётся.
— Расскажи мне ещё раз о дубе, — говорит девочка.
— Я же уже всё рассказал! — отвечаю я.
— Ну тебе что, жалко?
— Ладно…
Пока я в очередной раз пересказываю историю про дуб и камень, девочка, прищурившись, смотрит на меня. Я вспоминаю, что на её щеках были рассыпаны веснушки.
— И куда делся этот камень? Что вообще стало с дубом?
— Не знаю… — отвечаю я. — Спилили, наверное.
— А камень?
— Что камень?
— Его достали?
— Не знаю…
— А ты чего у бабушки не спросил?
— Спросил, наверное… Но забыл.
— Думаю, ерунда всё это! Откуда в дубе может быть камень! — смеётся девочка.
— Бабушка не врёт!
Девочка пожимает плечами.
— Я и не говорю, что врёт… А ты когда-нибудь убивал паука?
— Что?
— Ты когда-нибудь убивал паука? — голос девочки вдруг меняется. Он становится низким, хриплым, шипящим. В следующее мгновение девочка растворяется, и всё, что нас окружает, тоже.