Есть писатели, которые считают главной целью литературы наиболее полное отражение действительности со всеми её подробностями. Таких писателей с XIX века принято называть реалистами. Есть писатели-фантасты, которые предпочитают искусственно конструировать миры. Есть писатели, балансирующие на грани между реализмом и фантастикой. А ещё существует понятие «реализм в высшем смысле», которое ввёл Ф. М. Достоевский. К «реализму в высшем смысле» приближается такой жанр как притча — символический рассказ, иллюстрирующий важные духовно-нравственные темы. В то время как внешняя сторона описываемых в притче событий заведомо фантастична, внутренняя правдиво отражает суть нашей реальности. Если понимать притчу таким образом, к этому жанру смело можно отнести рассказы Игоря Озерского. Реальность интересует его в той мере, в которой она даёт ему символы-ключи для понимания сущности бытия. Озерского можно назвать наследником писателей-экзистенциалистов. Его интересуют такие глобальные темы, как жизнь и смерть, преступление и наказание, грех и прощение, рай и ад. Его рассказы могут иметь различные трактовки, однако очевидно, что они описывают участь души, притом что судьба материального тела автору не интересна. Логично будет предположить, что перед нами — истории посмертного существования людей. Однако эти рассказы можно рассматривать и как аллегорическое описание судьбы человека в нашем мире.

Первый рассказ «Пауки-боги» большего объёма и имеет более сложную композицию. Начинается он с меланхоличного философского вступления. В первом же абзаце появляется главный символ рассказов Озерского — поезд. Жизнь «мелькает пейзажем за окном поезда» и «проносится мимо быстрее, чем это может показаться». Вроде бы, довольно заезженный образ. Кто только не сравнивал жизнь с поездом! Однако Озерскому удаётся по-новому обыграть этот символ. Тягучее вступление настраивает нас на неторопливое, вдумчивое чтение. Кажется, что перед нами — нечто вроде дневника, очередная исповедь. От рассказа ожидаешь долгих философствований, размышлений, воспоминаний, самоанализа. Но автор дерзко ломает стереотипы и выходит за рамки читательских ожиданий. После неспешного реалистического вступления следует обрушение в сюрреалистический, безумный, фантастический мир. Причём предпосылки к этому зашифрованы ещё в начале рассказа. Рассказчик признаётся, что ощущает «внутри себя пустоту», он хочет «лечь и притвориться мёртвым». Эта пустота и скрывает в себе то, что произойдёт с героем далее. Потому что и рай, и ад, как известно, таятся внутри человеческого сердца.

А дальше автор даёт нам свой вариант посмертия. Хочется спросить: почему убийство паука оказывается единственным грехом, за который главный герой, он же рассказчик, может быть наказан? Тем более что произошло оно, по сути, против воли этого человека? Ответ мне представляется очевидным. Перед нами притча. На место убийства паука мы можем подставить любое другое преступление, любой другой проступок. От убийства старухи-процентщицы до жестокого равнодушия к чужим страданиям. Потому что каждый будет наказан за свои грехи. И рассказ Озерского — это, прежде всего, обращение к совести каждого из нас. Вдруг я тоже обошёлся с кем-нибудь жестоко? Пусть я не предал значения своему поступку, но моей вины это не умаляет, «любые действия порождают последствия». А жертва и палач однажды легко могут поменяться местами.

К особенностям композиции рассказа можно отнести навязчивые повторы, которые подчёркивают безумие происходящего. Вопрос «Ты когда-нибудь убивал пауков?» звучит снова и снова, как голос нечистой совести. Несколько раз перед глазами героя всплывает образ девочки из его детства. Но если вначале этот образ подёрнут романтической дымкой, то в финале он становится зловещим. Ведь именно подруга детства стала виновницей гибели протагониста, притом что сама избежала наказания.

Можно ли считать ноткой оптимизма финальное заявление главного героя: «Но у меня ещё есть время. Столько времени, сколько я захочу»? И да, и нет. Нет — потому что он всего лишь оказывается заперт внутри дурной бесконечности, ведь мы понимаем, что паук не оставит его в покое, пока не получит ответа. Однако любопытно, что герой как бы подсказывает нам всем правильный путь. Ведь у нас ещё есть время! Время жить так, чтобы нечего было стыдиться. Время, чтоб исправить ошибки и искупить грехи, пока мы ещё можем это сделать.

Образ гигантского паука вызывает в памяти главный ужас Дж.Р. Р. Толкина, запечатлённый им в «Хоббите» и во «Властелине Колец». А вот второй рассказ Озерского, «Место», вызывает ассоциации с другим толкиновским текстом — рассказом «Лист кисти Ниггля». Это тоже история посмертия. Однажды герой попадает в какое-то странное место. Читатель не сразу понимает, что речь идёт о загробной участи души. Что касается рассказа Озерского, читатель волен предположить, что перед нами жизнь после смерти, но может также интерпретировать его как аллегорию земной жизни. Главный герой — рассказчик находится на вокзале. Вокзал этот очень странный: поезда всё нет, Дежурный не отвечает на вопросы и ходит «ужасно быстро», напоминая неуловимое божество. Пассажирам неуютно на скамейках без спинок, но люди сидят, не вставая, или же уходят неизвестно куда, а на их место приходят другие. Всё в этой аллегории максимально странно. Главный герой признаётся, что свой билет «уже давно потерял», но его это «нисколько не расстраивает». Он не знает, сколько сейчас времени (время — очень важное для экзистенциализма понятие). При этом герой то и дело сомневается: «Кто знает, какие здесь правила? Может, и правил-то нет никаких». «Кто знает, может, и поезд всего один, и движется он в одном направлении». Перед нами — человек, пытающийся проникнуть в суть бытия, но не способный этого сделать в силу ограниченности человеческих возможностей. Вечно задающий вопросы, которые остаются без ответа. Обнажённая душа, не отягощённая «багажом», перед лицом Вечности. И главным оказывается вопрос: «Позволишь ли ты сам себе попасть в поезд?» Это напоминает трактовку рая в повести К. С. Льюиса «Расторжение брака»: все люди могут перейти из ада в рай, но не все готовы и хотят это сделать. Прежде всего, человек должен простить себя сам. В рассказе «Место», как и в рассказе «Пауки-боги», во весь голос звучит тема греха и прощения, преступления и наказания. «Грехи — не более чем ошибки, которые мы сами себе не можем простить. Неужто поезд, такой большой, с множеством вагонов, не в состоянии вынести столь незначительную ношу?». Одна из возможных трактовок символа поезда во втором рассказе — это Бог, бесконечность бытия. Но, как и в первом рассказе, герой находится во власти другой, дурной бесконечности. Он всё время сомневается. Своих грехов он не помнит и думает, что «ведь их-то, быть может, и нет совсем». И поезда тоже нет. Герой сам себя запирает внутри этой дурной бесконечности, которая является синонимом ада. Таким образом, автор показывает, что мы сами можем выбрать для себя как жизнь, так и смерть. Как спасение, так и вечную беспросветность.

Данные рассказы далеки от религиозной пропаганды. В них даже не просматривается конфессиональная принадлежность автора и то, является ли он верующим или атеистом. Однако философом он, безусловно, является. Используя философские и художественные методы анализа и описания действительности, он подобрался близко к ответам на вечные мучительные вопросы человеческого рассудка: в чём смысл бытия, что такое душа, существует ли бессмертие. Каждый читатель волен сам интерпретировать рассказы Озерского, благо, автор не навязывает каких-либо жёстких трактовок и однозначных выводов. В этом-то и ценность символического повествования. Поклонникам упорядоченного реалистического письма эти тексты, возможно, покажутся слишком расплывчатыми и беспредметными. Всех остальных же они могут заставить задуматься о собственной жизни, а это уже немало.