В одном из интервью Игорь Озерский сказал, что пишет о жизни и её ценностях, но делает это через призму смерти. И, по сути, автор обозначил главную мировоззренческую доминанту своей прозы. Этическое измерение существования — вот что даёт мыслительный простор этим замечательным рассказам и философским эссе. Чтобы раскрыть парадоксы человеческого бытия, Озерский выбирает разные ракурсы, и это всегда необычный угол зрения, меняющий привычное восприятие: то это взгляд снизу вверх, когда маленький беспомощный человек взирает на гигантских всесильных пауков («Пауки-боги»), то взгляд с крыши высокого здания на пролетающих внизу ворон («Над спинами пролетающих ворон»), то путь в лодке, которая плывёт только в одну сторону, в царство мёртвых («На другом берегу»). Герой Озерского, даже если формально в рассказе ничего не происходит, всегда стоит перед каким-то выбором, и даже не между жизнью и смертью, а между красотой, осмысленным существованием и безликим прозябанием.

В одном из лучших, на мой взгляд, рассказов «Пауки-боги» автор размышляет: «Хотелось бы самому создать историю своей жизни, быть одновременно и автором, и героем. Я мог бы выбрать завязку, придумать кульминацию и предсказать конец. Конец, в котором и я мог бы стать счастливым… Но фантазии на то и нужны, чтобы не сойти с ума. Они словно узкий подвесной мост между мечтами и реальностью. Последнее лекарство от отчаяния. Оружие против химеры». Кстати, и этот рассказ начинается с движения необычном поезде… А потом «туман сгущается, и создаётся впечатление, что поезд окутан паутиной». Кстати, обратите внимание на замечательный образ! Надо отметить, что Озерский вообще очень бережно работает с языком, выстраивает свою образную систему, и не только с помощью метафор и сравнений, но даже на ритмическом уровне, что иногда сближает его философские эссе со стихотворениями в прозе. Чередование коротких и длинных фраз, правильно расставленные смысловые акценты — и рождается индивидуальная авторская интонация.

По сути, «Пауки-боги» — это история о преступлении и наказании, о границах дозволенного, а элементы фантастики — скорее антураж для достижения определенного художественного эффекта. Гигантские пауки задают своим пленникам только один вопрос: ты когда-нибудь убивал паука? Главный герой понятия не имеет, что с ним будет при том или ином ответе. Рай оказывается внизу (опять смена ракурса), а воспоминание о бессмысленном убийстве маленького паучка в детстве оборачивается запоздало осознанной трагедией… Неужели же нам придется отвечать за всё, за каждый свой шаг, кажущийся вполне невинным? И неужели только перед смертью мы в полной мере сможем ощутить подлинность и ценность жизни?..

«Пауки-боги» написаны мастерски. На создание художественного целого здесь работает все: и своеобразный сюжет, и смена ракурса (о чем уже было сказано), и органично встроенное лирическое отступление про свидание с девочкой в лесу, где она требует убить паука, и две рефренные линии: одна — о дереве, в стволе которого торчал камень, а другая — сквозной вопрос этого рассказа, от которого ощущаешь одновременно и физический, и метафизический озноб: ты когда-нибудь убивал паука?

Несомненная удача автора в том, что здесь нет никакой назидательности, нет нажима на совесть и тому подобного. Поэтому текст и работает, и становится жутко, так, как и должно быть жутко человеку, у которого есть душа.

Тема души звучит еще в одном рассказе, представленном в сборнике — «Бридж». Герой играет в карты с чертями, и на кону стоят не деньги, а душа. Интересен сквозной символ, характерный, пожалуй, для всего творчества Игоря Озерского — дверь. Дверь — это наш выбор. Иногда перед героем несколько дверей. Тогда выбор оказывается ещё сложнее. Но чаще всего через дверь можно только войти, а вот выйти нельзя. То есть именно физически выйти невозможно. Поэтому выход — это, по сути, духовный шаг, минующий любые преграды. Но до подобного выхода надо дозреть, дорасти, открыть в себе внутреннюю силу, преодолеть хаос и трагедийность бытия: «Я улыбаюсь. Выбора нет. Любые действия порождают последствия, а вернуться в прошлое невозможно. Вот моя судьба. Преступление и следующее за ним наказание» («Пауки-боги»). Или вот, почти о том же, из рассказа «На другом берегу»: «Я закрываю дверь и иду к следующей. Мне начинает казаться, что я — неотъемлемая часть царящего вокруг безумства, лишь очередная вещь, затерявшаяся среди всего этого хаоса. Хотя, возможно, меня здесь даже и нет. Я испытываю странное ощущение, антипод того чувства, которое описывают как камень с души. От него мне особенно тяжело дышать…»

Но вернемся к рассказу «Бридж». Итак, на кону душа. И тут опять воспоминание из прошлого: обманутая и ограбленная женщина, внезапно оказавшаяся за тем же игровым столом. И когда герой наконец выигрывает и может уйти, вернуться в мир живых, он хочет забрать с собой и женщину, но черти напоминают об условии: на кону была только одна душа. Вот он, опять тот самый трудный выбор…

Но это вовсе не означает, что Игорь Озерский пишет только про смерть и страдания на этом и на том свете. Возможно, я удивлю, сказав, что одна из самых главных мыслей его произведений — это мысль о счастье. О возможности его достижения, о том, каким оно должно быть. «Я знаю, как быть счастливым», «Конец, в котором я мог бы стать счастливым…» — такие фразы можно встретить в произведениях Озерского. Речь идёт не о каком-то случайно вспыхнувшем аффекте, а о базовом, сущностном человеческом состоянии, необходимом для того, чтобы принимать нравственные верные решения. Автор словно задаёт читателю вопрос: а может быть, важные решения и нужно принимать не тогда, когда человек страдает, а именно тогда, когда он счастлив? Но не собирается ни пугать, ни утешать нас, а просто приглашает к размышлению и сам размышляет — парадоксально и свежо: «Нет ничего постоянного и нет ничего временного», «Жизнь — нить. Её даже нечем обрезать», «Через призму смерти мы лучше чувствуем жизнь», «Пустота растекается по всему телу и заполняет меня целиком. Я здесь и одновременно нигде», «В любом случае, всё в итоге сводится к убеждениям и желаниям. Они могут и не совпадать. Но, думаю, желания всегда побеждают в этой войне. Фанатиков не так много, как может показаться на первый взгляд».

Надо отметить природную афористичность мышления автора, она присутствует практически во всех рассказах. Вот, например, из рассказа «На другом берегу»: «Думаю, что мой дух мог бы стать святым духом. Но для этого все приносимые им жертвы должны быть для других, а не ради самого себя». Эта мысль кажется почти крамольной, однако автор умеет быть дерзким, эта дерзость встроена в органику текста и является своего рода протестом против всего, что причиняет боль и разочаровывает в этом мире.

А вот размышления из рассказа (хотя скорее перед нами философское эссе) «Над спинами пролетающих ворон»: Я точно знаю, что нельзя выжить в мире без морали. Но я также никак не могу понять, как выживает мораль в нашем мире…". Здесь нет определенного сюжета, главное — внутреннее состояние героя, его смятение и последующее преображение: «Я хотел бы сделать шаг вперёд, но не сделаю этого. И не оттого, что этот мир заслуживает иного. Нет. Он не стоит ничего. И тем более — моей смерти. Моей души… Я делаю шаг назад». Шаг назад отнюдь не означает отступления от своих принципов, скорее наоборот — это сохранение себя, своей индивидуальности, своей души.

Хотелось бы обратить внимание на ещё одну особенность. В этих рассказах Игоря Озерского у героев нет имён. Вообще, ни у кого. Почему? Ведь даже название сигарет присутствует, а у того, кто их курит, нет имени. Возможно потому, что повествование ведётся от первого лица, и в данном контексте это представляется неважным, а может потому, что личная история — это всегда часть общечеловеческого и подчинена тем же законам мироздания, что и вся наша вселенная? Или человек погружен в такое тотальное одиночество, что его никто даже не окликнет по имени?.. Так или иначе, но можно сказать с уверенностью: проза Игоря Озерского задаёт читателям достаточно много вопросов, на которые каждый ответит по-своему.